Сжав руками прутья, Гилак стоял в клетке и изучал своих тюремщиков. Те глумились над пленником, тыкали в него острыми кольями. Гилак стоял недвижно, точно изваяние, и лишь когда колья угрожающе приблизились к глазам, отвернулся.
Рас легко мог сообразить, как вонсу собираются поступить с пленником. Еще совсем ребенком, в компании Вилиды и остальных он наслушался восторженных рассказов о пытках, которым был подвергнут последний из захваченных в плен. Описывая муки пленного шарикту, дети закатывали глаза, цокали языками, нервно хихикали и содрогались в притворном ужасе. Казалось, лишь Вилида немного сочувствовала жертве. И это еще сильнее привязало Раса к ней. Он не мог себе объяснить, как сочувствие девушки к бедняге может так сильно влиять на его чувства. К тому же, не вмешайся этот шарикту в дела вонсу, не лезь он на их территорию, он и не пострадал бы. Что мешало ему заниматься в болоте собственными делами и не соваться куда не просят?
Возможно, по той же самой причине, объяснял себе Рас, по которой он и сам не упускает случая пошпионить за вонсу. Это проявление храбрости, это любопытно и нервы щекочет. Но если уж попался, пеняй только на себя!
На похищение короля Раса подвигло не сочувствие к нему — лишь любопытство и дерзость самого предприятия. Ко всему еще примешивалась обида на вонсу, грубо отвергших его, и желание насолить им за это. И Бог знает что еще! Это будет чертовски занятно, и Рас вздрагивал от нетерпения в предвкушении предстоящего рискованного развлечения.
Юноша долго выбирал подходящий момент. В первую ночь он лишь забрался на священное дерево, чтобы тщательно разведать обстановку. Возле клетки постоянно горел костер, и один часовой неотлучно бодрствовал при нем. Смены происходили примерно каждые два часа, и всякий раз сменяющий довольно долго болтал возле костра с прежним караульным.
Рас изучил клетку: одна из ее стенок служила дверью и была заперта лишь на узел из сыромятного ремешка. Ничто, кроме бдительности стражей, не мешало Гилаку развязать ее самостоятельно.
Еще четверо часовых на платформах охраняли ворота — каждый свои. Предполагалось, что они должны следить за происходящим снаружи; часовые, однако, больше таращились на пленника.
На следующий день деревня вернулась в основном к привычному ритму жизни. Лишь стражей стало больше обычного. Женщины спозаранку подались в поле, двое охотников с двумя подростками-подручными ушли в джунгли на охоту либо на разведку. Тибасу, восседая на троне, попивал пиво и разглядывал свой знатный трофей. Заклинатель духов, облаченный в высокую ритуальную шапку и с закрытым деревянной маской лицом, отплясывал вокруг клетки, вращая вокруг головы на бечеве деревянный ревун. Его глуховатый вой, накладываясь на журчание струн арфы старого Габаду, звучал весь день напролет.
В полдень небольшими группками удалились почти все остальные — вероятно, на разведку, предположил Рас. Вонсу, отправляясь на охоту, лиц обычно не раскрашивали, лишь когда дичь вызывала особое почтение и, следовательно, имела прозвище. Но в таких случаях они отправлялись на нее целым отрядом.
Из взрослых в деревне оставались лишь подвыпивший с утра Тибасу, шаман Вавафу, старик Габаду да три старухи с грудными младенцами. Остальные женщины с детьми постарше трудились на прополке. Один часовой стоял у западных ворот деревни, второй — на стене через перешеек.
И снова Раса посетила мысль, что, наблюдай сейчас за деревней из джунглей отряд шарикту, спасение короля было бы для них минутным делом. Но вонсу не выглядели озабоченными подобными опасениями — вероятность нападения представлялась им сейчас минимальной. Действительно, сбежавшим шарикту, чтобы вернуться к себе и собрать спасательную экспедицию, требовалось как минимум еще несколько дней.
Рас, проводив взглядом разведчиков, буквально задергался. В голову пришла идея, ошеломившая наглостью даже его самого. Почему бы прямо сейчас не войти через северные ворота и не забрать короля? Пока поспеет караульный от западных ворот, если он вообще осмелится подойти ближе, Рас уже справится с запорами. Он может вооружить короля копьем и ножом, и если часовой все-таки нападет, придется его прикончить. Жирный Тибасу и старый шаман не в счет. Рас с королем заберут на берегу один из челноков и переправятся через реку. Может быть, Гилаку не очень-то придется по душе направление на север — из-за всяческих суеверий, связанных с белой кожей Раса, — но выгода самого освобождения из плена наверняка будет ему очевидна. Если же нет, если он так туп, что упрется и не захочет выходить из клетки, так не стоит с ним и возиться, рисковать ради него.
С другой стороны, не безопаснее ли проделать все это ночью, под покровом темноты? Главную трудность ночью составит путь по ветке священного дерева и по крыше хижины шамана. Если из-за неизбежного шума поднимется тревога, вся деревня вскоре будет на ногах. В своей собственной резвости Рас был уверен, он-то ускользнет, а вот как насчет короля? Попытка может быть лишь одна, у второй слишком мало шансов на успех — охрана пленника значительно усилится. Кроме того, выйдя на свет костра возле клетки, никак не укрыться от глаз часовых на воротах.
— Я сделаю это прямо сейчас, — сказал себе Рас. Он не мог объяснить себе, почему решил, что более подходящего времени не найти — словно черт за язык дернул!
Спустившись с дерева и скрываясь за кустами, юноша подкрался к северным воротам. Они были прикрыты, но не заперты изнутри на засов и скрипнули, когда Рас слегка налег плечом на створки. Приоткрыв их, Рас скользнул внутрь. Скрип ворот затерялся в гуле ревуна, завываниях шамана и звоне арфы и никого не всполошил. Рас притаился на мгновение за углом хижины Вавафу. Все было спокойно. Чафаджу, страж западных ворот, стоял к нему спиной, а Сазангу, охраняющий далекую восточную стену, как раз утолял жажду из большой тыквенной бутыли.